— А я могу считаться другом?
— После того, что было сегодня? — откликнулась Мег. — По-моему, это само собой разумеется. А теперь, молодой человек, подойдите сюда и окажите мне любезность!
Ник, улыбаясь, подошел и встал перед нею. Взяв ее ладонь в свою, он любезно спросил:
— А вы, мадам? Разрешите узнать ваше имя?
— Мои друзья называют меня Мег, — ответила пожилая дама.
Ее щеки окрасил слабый румянец удовольствия.
Улыбка Ника угасла.
— Между нашими семьями долгое время существовала вражда, — тихо сказал он. — Неужели вы и вправду думаете, что события сегодняшней ночи стерли старые распри?
Тут подал голос Александр:
— Ты, надеюсь, не будешь давать выход своей ненависти, распространяя ее на Мег и Этти. Они же твои гости! И кроме того, они-то ничего не сделали! — Он помолчал немного, а потом задумчиво добавил:
— Если на то пошло, то и ты ничего не сделал! Почему бы вам в таком случае не стать друзьями?
— Иногда, Александр, — протянул Николаc, — ты поражаешь меня своим блестящим умом, хотя такие озарения у тебя всегда неожиданны. — Он снова посмотрел на дам. На сей раз лицо его было серьезным. — Ну а теперь, когда мы обменялись любезностями, я полагаю, вам пора рассказать, что такое стряслось в усадьбе Мандевиллов, из-за чего вы оказались в таком плачевном положении, и выяснить, что произошло с вашей племянницей…
Атмосфера умиротворения, витавшая в уютной комнате, исчезла. Этти заплакала:
— Какая я негодяйка! Сижу здесь в тепле и в покое, а между тем одному Богу известно, что сейчас происходит с моей бедной Тесc!
— Она не хотела бросать нас, — тихо произнесла Мег. — Но мы убедили ее, что ее единственная надежда — добраться до Лондона, к Рокуэллам. — Глаза ее наполнились слезами. — Мы виноваты в том, что она исчезла!
— Если кто-то и виноват, то, по-моему, это Эйвери Мандевилл, — твердо заявил Ник. — Однако, вместо того чтобы осуждать кого-либо, я думаю, вам все же лучше рассказать нам, почему вашей племяннице необходимо было убежать из дома.
Обе женщины обменялись взглядами. Потом, тяжело вздохнув, Мег тихо сказала:
— Все началось с того, что мы получили письмо Рокуэлла…
Немного времени ушло на то, чтобы рассказать грустную историю, и очень быстро трое мужчин поняли, в чем дело.
— Эти несколько дней были просто ужасными, — закончила Этти. — Когда Эйвери обнаружил в среду утром, что Тесc убежала, он впал в ярость. И несмотря на наши возражения, что мы ни при чем, он нам не поверил. Он понял, что мы подсыпали снотворное ему в вино и помогли Тесc бежать. Он запер нас в комнате — в той, в которой вы нас нашли, и тут же умчался в Лондон. Думаю, он надеялся настигнуть Тесc раньше, чем она добралась бы до дядей. — Глаза ее потемнели от волнения. — Мы понятия не имеем, что случилось потом, не знаем, что с Тесc и с остальной прислугой. Лоуэлл и Коулмен были единственными слугами, вообще единственными, кого мы видели с тех пор, как Эйвери арестовал нас. — Этти глубоко вздохнула. — Наше состояние становилось все более опасным, но мы ни на минуту не сомневались, что Тесc доберется до дядюшек. Мы были уверены, что подмога будет, но я боялась, что она подоспеет слишком поздно и не спасет нас от злого рока. — Она вздрогнула. — И Лоуэлл, и Коулмен стали относиться к нам оскорбительно, угрожали. Несколько раз, принося еду и питье, они были пьяны, и я понимала, что если кто-нибудь не приедет — либо Эйвери из Лондона, либо… — она взглянула на Александра, — они обязательно обесчестят нас. Я знала это! Слава Богу, вы подоспели вовремя!
— Ваша племянница убежала во вторник вечером? — угрюмо спросил Николаc. Он смотрел на взволнованное лицо Этти, и в голове у него засела шальная мысль, что в этой женщине есть что-то знакомое… И снова у него возникло гнетущее чувство, словно он вступил в разверстую перед ним бездну. — Значит, вы видели ее в последний раз в ту ночь, когда она уехала в Лондон из усадьбы Мандевиллов? — уточнил он.
Женщины кивнули. В глазах у них был неприкрытый страх.
— Да, — с болью проговорила Этти. — Напоив Эйвери, мы поспешили в комнаты Тесc. Мы недолго поспорили о ее побеге — она ведь не хотела покидать нас, но мы настаивали. Мы проследили, как она убегала по коридору к галерее, и больше ее не видели. О, где же она может быть?
А на кухне предмет их обсуждения изо всех сил делал вид, что спит. Тесc слышала, как приехали Николаc и остальные, и со смесью страха и ожидания размышляла, что, вполне возможно, обе ее тетки греются у огня через несколько комнат от нее. Она все ворочалась в постели, воображая себе сцену, которая могла бы разыграться, если она правильно установила личности гостей Николаcа. Издерганная внутренней борьбой. Тесc наконец решила, что пока не прошло слишком много времени, она сама выяснит, справедливы ли ее худшие опасения.
Она тихонько выбралась из кровати, завернулась в голубое шерстяное покрывало и неслышно покинула кухню. С великим нежеланием девушка побрела навстречу голосам, а когда подошла достаточно близко, чтобы разобрать слова, сердце ее оборвалось.
Стоя в темноте за дверью комнаты, где обсуждалась ее судьба, Тесc словно приросла к полу. Она была не в силах опровергнуть ужасный факт: в комнате были ее тетки! И что еще хуже, хотя она не слышала голосов своих дядюшек, но была уверена, что они тоже там. Тесc страдальчески закрыла глаза.
Боже праведный, что же ей делать? Снова бежать? В такую бурю, в ночной рубашке? А может, подождать, а потом рассказать Нику всю правду, с глазу на глаз? Тесc содрогнулась. Но стоит ли ждать? А что, если ее личность будет установлена до того, как она все объяснит Нику? «Будет еще хуже, если, конечно, такое возможно», — сардонически улыбаясь, подумала она.